"Как я стал жрецом Мнемозины"

(духовная история мнемониста)



От автора. - Два предыдущих документа написаны в жанре научно-популярной статьи и подают метод мнемонических новелл в несколько формальном разрезе - как самодовлеющую доктрину, никак не связанную со своим создателем. В них даже ни разу не употреблено местоимение "я". Между тем, история возникновения метода, неформально рассказанная от первого лица, способна дать заинтересовавшемуся читателю не меньше полезной информации. Здесь не обойтись без сведений биографического характера, но только тех, которые относятся к предмету. Я подробно рассказываю о себе вовсе не потому, что подозреваю в каждом читателе наличие априорного интереса к моей нескромной персоне - предполагается лишь наличие интереса к методу и желание лучше понять его идею через знакомство с личным опытом автора. Текст может показаться излишне художественным или многословным, но такой стиль продиктован целью и представляется наиболее уместным в произведениях подобного рода. Начать же придется с самого начала.


ДЕТСТВО

Я родился в декабре 1966 года в Мурманске, в семье школьных учителей, причем мама преподавала и по сей день преподает английский. Так что не исключено, что мои наклонности имеют генетическую природу, тем более, что и сестра моя окончила по соответствующей специальности Мурманский Пединститут и сейчас работает в Голландии (учит голландцев английскому!). Вырастили нас в маленьком поселке на норвежской границе, среди сосен, брусники, северного сияния и колючей проволоки. Там я, как положено, пошел в школу и в пятом классе начал изучать иностранный язык под маминым руководством. Учеником был, естественно, не последним, потому что иначе маме стало бы совестно. Но и не выпендривался - шел по программе, делал домашние задания и все слова запоминал, благо их было не так уж и много.


СТАРШИЕ КЛАССЫ

Школа была восьмилетняя, и по ее окончании меня отправили поближе к цивилизации, в Сестрорецк, где был интернат пограничных войск. Там, учась в большой городской школе, я с удивлением обнаружил, что знаю английский куда лучше моих новых товарищей. Это понравилось. Мысли о выборе профессии, до той поры крайне хаотичные, стали потихоньку приобретать определенный крен. Школьный курс уже казался тесным, и я начал кое-что предпринимать по собственной инициативе - раздобыл учебник для спецшколы и пытался читать какие-то адаптированные книжки. Эти опыты быстро привели меня к двум независимым заключениям:

1. Глубокое знание иностранного языка прежде всего означает знание его лексики.

2. Цепкость моей природной памяти далека от идеала.

Эти два тезиса находились в досадном конфликте друг с другом. Раз и навсегда приняв первый, я пытался оспорить второй. Самый отчаянный и трогательный рывок в этом направлении выглядел так. Я листал англо-русский словарь и выписывал разноцветными фломастерами на лист бумаги попадавшиеся мне слова, которые казались употребительными. Листы развешивались по комнате, и я глазел на них в течение дня. Производились волнующие подсчеты: если в день по двадцать слов, то в неделю выходит по сто сорок, и сколько ж тогда в год? Увы, не успело пройти и двух месяцев, как рывок был прекращен за явной неэффективностью метода. Но не без пользы - он обогатил меня еще одним важным заключением:

3. Прочное запоминание слова возможно только в контексте.

Я понял это, просматривая старые листы. Слова, выхваченные из словаря, были как заговоренные, запоминалась от силы пятая часть. Но были там и встреченные в английских текстах - в силу той или иной ассоциативной связки они задерживались в голове куда лучше. Значит, надо больше читать? Но как читать, если столько незнакомых слов? За каждым в словарь лазить? Да, похоже, никуда не деться. "В геометрии, - говорил старик Птолемей, - царских путей не бывает!"


ТВЕРСКОЙ УНИВЕРСИТЕТ

Я не хотел сдаваться, и по окончании школы поступил на факультет романо-германской филологии Калининского Государственного Университета. Специальность называлась "английский язык и литература". Уж здесь-то, думал я, меня научат уму-разуму, здесь у них система, научный подход, интенсивные методики. Это не листочки по комнате развешивать.

Увы. Все опять свелось к развешиванию листочков. Интенсивная методика состояла в двух парах английского ежедневно и домашних заданиях, один перечень которых занимал больше страницы. Основное время уходило на домашнее чтение. Читали заданное количество художественного текста, выписывали незнакомые слова, и на следующий день - диктант (quiz). Само по себе это не было чем-то сверхсложным, но повторялась старая история: то, что выписывал вчера, помнишь на 100%, позавчера - на 90, а уж что там два-три месяцa назад было, и не вспоминай, все по экспоненте на ноль съехало. Причем на этот раз все слова имели контекстуальную связь с текстом, но их жуткое количество давило слабенькие, не усиленные сознательной мнемоникой ассоциации. Рождалось ощущение бессмысленности.

Я и сейчас не очень хорошо понимаю, как все-таки выходят специалисты из стен подобных заведений. Наверное, в конце концов происходит некий качественный скачок - все то количество, которое в тебя столько времени грубо напихивали, вдруг прорывается новым качеством, и ты осознаешь, что не в прорву бездонную все это падало, а где-то оседало и таилось до поры до времени. Возможно, что так.

Но мне не суждено было дождаться такого скачка. Слишком уж сильно приходилось напрягаться ради малорадостной перспективы поехать потом учить колхозных детей куда-нибудь в Конаково или в Молоково. Мои лингвистические наклонности оказались не столь сильны, чтобы вынести рутину и слабую мотивацию. С грехом пополам отучившись полтора семестра, в мае 85-го я забрал из КГУ свои документы.

На память мне осталось с полдесятка тетрадей английских слов, несколько фраз на латыни типа "Большой лев спал в лесу" и незабываемое определение фабулы, принадлежавшее доценту по фамилии Сергеев, который читал нам курс литературоведения:

"Фабула - это сюжет, каким он был бы, если бы он не был таким, каков он есть."

МЕТАНИЯ

В своем "Слове к язвенникам" я излагаю причины, по которым меня тогда не взяли в солдаты. Освобожденный от выполнения почетного долга, я подался в Ленинград и пытался поступить в ЛГУ (почему-то на истфак), но туда меня не взяли по тем же самым причинам, сославшись на тяготы археологических экспедиций. Неудачно потыкавшись еще в несколько мест, я счел за благо вернуться на малую родину, где целый год после этого трудился в должности автослесаря первого разряда. Английский после университета вызывал дрожь и омерзение; необходимо было время, чтобы отойти. Близко общаясь с трамблерами и карбюраторами, я пришел к мысли, что техническая стезя мне тоже не заказана, и после некоторых раздумий решил поступать в Ленинградский ордена Ленина Электротехнический Институт имени В.И.Ульянова (Ленина). В списке специальностей была понятная мне аббревиатура ЭВМ, и я послал по почте документы именно на эту специальность. А вскоре выяснилось, что загадочные "компьютеры", о которых так много говорят и пишут, - это и есть ЭВМ. Такое замечательное совпадение меня очень воодушевило. Я как на крыльях полетел в Питер и довольно легко поступил.


ЛЭТИ

Сейчас наша альма-матер находится не в самой лучшей форме. А когда-то это был один из престижнейших вузов. Говорили: "В ЛЭТИ как влэтишь, так и вылэтишь". В 80-х годах остатки былой крутости еще чувствовались. Чего стоили одни стройотряды! До сих пор вдохновляют их участников на мемуары. Да и учили неплохо.

Но мы сильно отвлеклись от основной темы. В нашем институте, как и во всяком другом, преподавали английский. Со мной повторилась старая история - со своим университетским бэкграундом я, конечно же, выделялся. Тетеньки с кафедры иностранных языков так и звали меня: "товарищ из Калининского Университета". Мне это опять понравилось. Страсть к английскому разыгралась еще пуще прежнего, былого отвращения как не бывало. Снова кинулся читать книжки, да так, что чуть не завалил сессию. Но опять же, как я их читал? - так, как учили в Твери, с полным пониманием. Опять слова выписывал, опять их забывал. И было жалко времени.

Овладев компьютерной терминологией, я переформулировал тезис номер два, и он звучал теперь так: у меня отличная оперативная память и никудышная долговременная. Я мог подготовиться к экзамену за одну ночь и сдать его на пять, а уже через месяц не помнить ни одного билета. И теперь мне кажется диким, что даже я, осознающий недостатки своей памяти и страдающий от них, с необъяснимым снобизмом относился к простым мнемоническим приемам, которые мне кто-нибудь, случалось, демонстрировал над тем или иным английским словом. Это тем более странно, что я, конечно же, видел, как легко и прочно запоминаются слова, для которых мнемоническая связка родилась сама собой и, не спрашивая разрешения, засела в голове. Что же мешало мне принять это как руководство к действию и сознательно сделать мнемотехнику своим союзником? Думаю, виной тому изначальный взгляд на нее как на нечто несолидное, как на "самодеятельность", неуместную в серьезных занятиях. Чисто механическая память уже показала всю свою несостоятельность, но я слепо продолжал на нее рассчитывать.

Быстрого продвижения не было, поэтому естественно, что и этот период увлечения английским вскоре прошел. Я не напрягаясь сдал госэкзамены по языку, поступил на ФОП (факультет общественных профессий), приобрел там навыки работы с техническими текстами и получил свои корочки, где было написано "референт-переводчик". А в феврале 92-го защитил диплом и уже в звании инженера поступил на работу в НИИ телевидения.


ПЕРСТ СУДЬБЫ

Во ВНИИТе я проработал чуть больше полугода. Вообще, работа была интересная (проектирование цифровых микросхем для телевидения высокой четкости), но досадным образом совпала с началом гайдаровских реформ, так что денег за нее платили мало и даже не всегда. ВНИИТ на глазах разваливался, народ разбегался кто куда, и сам я уже мысленно примерялся к карьере ресторанного музыканта. Но до этого дело не дошло. Здесь уместна цитата:

"Броски моей жизни я не всегда управлялся понять вовремя, часто по слабости тела и духа понимал обратно их истинному и далеко-рассчитанному значению. Но позже непременно разъяснялся мне истинный разум происшедшего  -  и я только немел от удивления."

А.И.Солженицын, "Бодался теленок с дубом"

Не будучи особо религиозен, я тем не менее испытываю похожие чувства, когда вдруг задумываюсь над путями, приведшими меня в Японию. Неожиданное, семейно-халявное предложение ехать туда работать я воспринял тогда как удачную возможность одним махом разрешить накопившиеся проблемы. А теперь оказывается, что это был перст судьбы.

С этого момента моя биография становится неразрывно связанной с рождением и развитием оригинальных идей в области языковой мнемотехники.


БРОШЮРЫ ГАРИБЯНА

Для меня не было вопроса, учить или не учить японский язык. Я считаю, что жить среди народа, совсем не зная его языка - значит не уважать его. Поэтому сразу купил самоучитель Лаврентьева и приступил к занятиям. В своей основе язык оказался не очень сложным. На первых порах смущало отсутствие множественного числа и будущего времени, но потом оказалось, что без них можно прекрасно обходиться. Но вот дело дошло до иероглифов. Весь мой негативный опыт с английским встал на дыбы и закричал мне прямо в ухо: "Да ты что, Смоленский? Тебе это ни в жизнь не выучить! Даже не пытайся!"

Не спорю, было бы верхом глупости снова оседлать тощую клячу механической памяти и учить иероглифы так же тупо, как учат их японские дети, отдающие этому изматывающему занятию двенадцать долгих школьных лет. К счастью, у меня уже сформировалось инженерное мышление, вытеснившее нездоровый гуманитарный снобизм. Теперь я был нацелен на минимизацию своих усилий и размышлял об оптимальной стратегии.

Здесь имело место еще одно счастливое совпадение - именно тогда мне попала в руки брошюра Самвела Гарибяна "Школа памяти", которую рекламировал и распространял еженедельник "Аргументы и факты". Описанные в ней мнемонические приемы поразили своей простотой и очевидностью. Было ясно - это то, чего я искал. Сейчас я понимаю, что сами эти приемы были придуманы не Гарибяном - он лишь излагал методы, существовавшие еще с античных времен и ныне активно пропагандируемые западными мнемонистами, такими, как Гарри Лоррейн. Правда, Гарибян внес в их систему элементы синестезии, перекликающиеся с эзотерическими восточными учениями, прежде всего с индийской йогой. Возможно, что и в этом синтезе он тоже не был пионером, но практических результатов добился выдающихся.

К сожалению, популяризаторский талант рекордсмена впечатлял гораздо меньше его феноменальных личных достижений. Как я не вчитывался в его брошюры (мне в руки попала потом еще одна), я не смог вынести из них четкого понимания того, как следует улучшать свою память. В них были скачущие мысли и разрозненные рекомендации, но не было обещанной системы. Не исключаю, что больше повезло тем, кто учился непосредственно у Гарибяна, посещая его "Школу памяти". Однако мне хватило общего представления о существующих мнемонических приемах для того, чтобы мои мысли получили правильный толчок и пошли раскручиваться в нужном направлении.

Приемы запоминания иностранных слов не показались мне оригинальными, поскольку с подобными приемами я сталкивался раньше, да и сам полусознательно их применял - однако гарибяновские брошюры помогли мне окончательно избавиться от моего высокомерного к ним отношения. Полезно было ознакомиться с принципами запоминания чисел и геометрических фигур. Наконец, я освоил технику запоминания последовательности слов родного языка через связывание их в сюжетную цепочку - и это оказалось ключевым.


ПЕРВЫЕ ЦЕПОЧКИ

Занятия японским шли своим чередом. Изучая иероглифы, я пришел к выводу, что трудно запомнить не столько их начертания, сколько чтения, с которыми они входят в составные слова (эти чтения называются китайскими, в отличие от японских чтений, по которым читаются самостоятельно употребленные иероглифы). Китайские чтения коротки и похожи друг на друга, например: короткие "СЕ", "СЮ", "СЯ", долгие "СЕ:", "СЮ:", "СЯ:", затем "СЕКУ", "СЮКУ", "СЯКУ" - и в таком духе около трехсот. Самоучитель не рекомендовал запоминать чтения отдельных иероглифов, а велел сразу запоминать звучания составных слов. Мой инженерный ум восстал против такого подхода, поскольку он содержал явную избыточность: при некотором упрощении единичного акта запоминания резко возрастало количество этих актов. Было ясно, что, заранее зная чтения и значения всех иероглифов, входящих в слово, запомнить это слово будет легче, чем воспринимая его как бессмысленную последовательность звуков. Во всяком случае, как регулярный подход это выглядело бы гораздо привлекательнее. Итак, для того, чтобы осмысленно запоминать многие тысячи слов, необходимо было сначала запомнить бессмысленные чтения двух-трех тысяч иероглифов. Каким же образом?

Как-то в декабре 92-го я открыл японско-русский словарь иероглифов под редакцией Н.И.Фельдман-Конрад на странице, где начинался фонетический указатель. Первая группа содержала 10 иероглифов с китайским чтением "А". За ними следовали еще 12 с чтением "АЙ", 4 с чтением "АКУ", далее "АН", "АЦУ", "БА", "БАЙ" и так на протяжении двенадцати страниц до последней группы, "ЯКУ". Тут меня и осенило. Я умею строить сюжетные цепочки для русских слов, никак между собой не связанных. Почему бы не попробовать строить их для иероглифов, объединенных общим чтением? Сколько чтений, столько и цепочек. Тогда каждое чтение надо будет запоминать всего один раз. Каждая цепочка - это сюжет, оригинальный и не похожий на другие. Значит, для того, чтобы вспомнить, как читается иероглиф, надо лишь вспомнить, из какой он цепочки, и сюжет тут же подскажет чтение. Для этого достаточно всего одной мнемонической связки.

Воодушевленный, я схватил карандаш и стал выписывать из словаря на бумажку иероглифы с чтением "А". Значения были достойные: "Азия", "ворона", "лягушка", "грош", "льстить", "впалый", "белый", "очаровательный", "глухонемой", "застарелая болезнь". Так... Что же это получается? Жила-была в Азии белая ворона. Бог ей послал кусочек сыра... Нет, не сыра, медный грош послал. Но вот пришла лягушка, прожорливое.... Нет, ввалившиеся щечки! И давай льстить, мол, какая очаровательная ворона... А ворона как назло была глухонемая, вследствие застарелой болезни. Так что грош никуда не выпал. Вот, собственно и все. Чем не сюжет?

Не шибко художественно, ну так ведь для себя, для внутреннего пользования. Главное, чтоб запоминалось. Связка для чтения "А" - это звук вороньего карканья, которого лягушка не дождалась. Вот мы уже и запомнили китайские чтения целых десяти иероглифов. Теперь надо думать, что делать с начертаниями и японскими чтениями. Здесь сложнее, каждый случай приходится разбирать отдельно и всякий раз лепить новую связку. Бывает просто: вот например "ворона" состоит из двух графических элементов, "птица" и "клык". Нет ничего проще, чем представить себе клыкастую ворону. Японское чтение - "карасу" - тоже здесь легко кодируется, допустим: "Кар!, а сухарь выпал".

По первости было трудно. И графические элементы встречались незнакомые, и звуковые сочетания трудноразложимые. Серьезным препятствием была кажущаяся причудливость иных графических комбинаций. Поэтому многое приходилось запоминать по-старому - тупо, механически. Но, набивая руку по мере продвижения вперед, я научился сплетать в тесьму сюжетной линии не только базовые значения иероглифов, но и все сопутствующее хозяйство - начертания, чтения, побочные значения и даже сочетания с другими иероглифами. Именно тогда я увидел, насколько облегчает мнемотехнику гибкий сквозной сюжет - просто никакого сравнения с отдельными, "точечными" ассоциациями. Эту особенность я назвал "широким ассоциативным полем".


ПРОЦЕСС ПОШЕЛ

До отъезда в Японию я успел сотворить около двадцати цепочек и дошел до чтения "БЭН". Сюжеты постепенно становились глаже, а связки изощреннее. Надо сказать, сочинение сюжетов доставляло мне тонкое эстетическое удовольствие, что тоже стимулировало продолжение эксперимента. А это был именно эксперимент, опробование возможности подойти к языку совсем с другого бока.

Одним из условий этого эксперимента было игнорирование вопросов употребимости. Обычно иероглифы учат в порядке, определенном для японских школьников - начиная с самых простых и необходимых. Но группирование по чтению исключает такой принцип. Все иероглифы с данным чтением приходится учить сразу и вместе - а среди них обязательно есть малоупотребительные. Я принял это как неизбежное временное неудобство, памятуя о том, что в конце концов все иероглифическое богатство будет покрыто целиком - и наиболее рационально.

Возвращаясь к нашему примеру: из десяти иероглифов с чтением "А" только два входят в официальные списки, да и то употребляются в основном фонетически, безотносительно к своему значению. Еще три-четыре можно считать встречающимися, хотя и редко. Остальные являют собой экзотику и могут быть опущены без ущерба для изучающего язык. В сущности, из пяти иероглифов тоже можно построить цепочку, даже без "вороны", которая тоже уйдет в отбраковку (для этого понятия и слова "карасу" существует другой иероглиф, более употребительный). Но я отбирал материал с большим "запасом" - в основном из-за того, что его нужность или ненужность было трудно определить, особенно на первых порах. Жалеть о потерянном времени не пришлось - довольно часто впоследствии я натыкался на иероглифы, о которых думал, что никогда и нигде их не встречу, но вот встречал и приходил в лошадиный восторг от своей способности их распознавать.

Иногда приходилось, однако, считаться с практическими реалиями языковой среды. По прибытии в Японию мне пришлось приостановить изучение письменности на несколько месяцев во имя разговорного языка. Продвинувшись в нем ровно настолько, чтобы не испытывать сильных неудобств в повседневной жизни, я снова взялся за цепочки, на которые уходило теперь почти все свободное время. Дело двигалось медленнее, чем хотелось бы, случались еще длительные остановки, вызванные разными причинами - то хотелось еще подогнать разговорный японский, то ощущалась необходимость освежить в памяти старые сюжеты, то опять завладевала тяга к английскому, породившая в конце концов идею мнемонических новелл. Наверное, если бы я знал с самого начала, сколько времени у меня уйдет на составление цепочек, то не отважился бы на этот сверхмарафон. Но с какого-то момента я был уже обречен продолжать.

В Японии я собрал целую библиотеку пособий по изучению иероглифов, выпущенных на английском языке. Некоторые из них пропагандировали мнемотехнику и завоевали немалую популярность среди изучающих японский. Но это была "точечная" мнемотехника в духе Гарибяна; она обрекала студента искать связки на узком ассоциативном поле и никак не помогала запоминать китайские чтения. Я решил, что настала мне пора сказать новое слово в данной области. Слово было сказано 6 февраля 1995 года в газете Daily Yomiuri, выходящей в Токио на английском языке. Более детально я описал свой метод в статье "The Chain Method of Studying Japanese Characters". Эта статья нигде не публиковалась - она писалась просто с целью зафиксировать идею. Теперь ее можно прочитать в сети.

16 июля 1996 года я составил последнюю цепочку, "ЯКУ". В память было загружено около четырех тысяч иероглифов (средний японец знает две-три). Событие было отмечено широко и с размахом, как оно того и заслуживало. До сих пор у меня дома на стене висят три иероглифа, каллиграфически выписанных на рисовой бумаге и подаренных мне младшим сыном моего друга Дужина Василием. Их китайские чтения составляют русское слово "ЧУВАК!"


МНЕМОТЕХНИКУ - НА КОМПЬЮТЕР

ЛЭТИ я все же кончал не зря. Уже в самом начале моих иероглифических опытов появилась мысль воплотить новорожденный метод в компьютерной обучающей программе. Потом эта мысль крепла, обрастала деталями и становилась все более оформленной. Главным аргументом за разработку такой программы было неимоверно большое время, которое я затрачивал на составление цепочек. Оно, вообще говоря, оказалось несоразмерным с достигнутым результатом и твердо гарантировало, что у меня не будет последователей, если я не обеспечу техническую поддержку.

Образно выражаясь, я шел по целине. Единственным учебным пособием для меня был словарь, где информация располагалась совсем не в том порядке, в каком мне было нужно. Львиное время тратилось, чтобы по фонетическому указателю найти все нужные иероглифы, выписать их и всю сопутствующую информацию на отдельные листы бумаги (к тому же словарь Фельдман-Конрад был изрядно устаревшим, и я взял за правило уточнять сведения из него в более современных словарях, выпущенных в Японии - а это тоже требовало времени), записать придуманный сюжет на еще один отдельный лист и снова переписать иероглифы со всем хозяйством на карточки для повторения (увы, как ни хороша мнемотехника, а запомнить все с одного раза и навсегда все же не выходит - у меня, во всяком случае). На фоне всей этой канцелярии совсем терялась творческая составляющая, сочинение сюжета - оно занимало не больше четверти от всего затраченного времени. Между тем, всю рутинную работу можно и должно возложить на компьютер - тогда путь, занявший у меня три с половиной года, можно будет пройти всего за год, а то и быстрее! Для этого хватит толковой базы данных и достаточно дружественного пользовательского интерфейса. Не говоря уже о тех дополнительных возможностях, которые несет с собой компьютер сам по себе. Например, дриллы - какое мощное средство повторения пройденного! Разве сравнить его с тупым перелистыванием контрольных карточек? Да много чего можно придумать с компьютером, чтобы сделать обучение действительно творческим. Особенно когда есть передовой метод.

Размышляя так, я решил отнестись к этой задумке максимально серьезно. Существующие в данной области программные продукты (как обучающие системы, так и электронные словари) во многих отношениях далеки от совершенства - подойдя с умом, можно превзойти их по целому ряду характеристик. Взять хотя бы поиск иероглифа по его написанию. Здесь до сих пор господствует древнекитайская система 214 радикалов, нерациональная и тяжеловесная. Попытки предожить альтернативу имели место в бумажных словарях, но не в электронных. Кроме того, нигде не реализована декомпозиция иероглифов на составные части, а такая опция была бы крайне полезна при обучении. Вознамерившись и здесь сказать свое слово, я затеял оригинальную классификацию иероглифических элементов, которая была бы полнее и глубже любой из существующих. Эта работа заняла очень большое время (я делал ее по ходу формирования новых цепочек, начиная с сентября 94-го) и имела своим результатом пухлую тетрадь, поистине бесценную. Анализируя ее, я разработал новый метод организации компьютерного словаря иероглифов, с докладом о чем выступил на конференции по компьютерной обработке восточных языков, проходившей в Гонконге в апреле 97-го (ICCPOL-97).

Еще через два месяца у меня уже было работающее ядро программы. Будь благословенна фирма Borland, давшая миру Delphi! Я не очень искушен в программировании, поэтому только такая удобная и мощная система могла дать мне возможность претворить все задумки в жизнь. Не могу сказать, что Delphi совсем свободна от недостатков; есть у меня и неразрешенные пока проблемы. Но взятые темпы позволяют надеяться, что через год-другой первая версия обучающей системы Kanjichain будет готова.

* Прогноз оказался слишком смелым. Через "год-другой" была доделана лишь первая версия собственно словаря. Выход второй версии запланирован на 2003 год  -  только после этого на ее базе начнет строиться обучающая система.


САПОЖНИК БЕЗ САПОГ

Составление цепочек рассматривалось мной как первая фаза эксперимента. Во второй фазе я должен был показать, как легко изучать японский на мощном иероглифическом фундаменте. Должен однако со стыдом признать, что прошел год, а вторая фаза толком не начата. Меня так захватила разработка программы, что не стало оставаться времени на занятия собственно языком. Знание иероглифики само по себе приносит немалую пользу, часто выручает меня в трудных ситуациях и постоянно подтверждает эффективность моей мнемотехники. Но это только фундамент, на котором еще не возведены стены - положено лишь несколько первых слоев кладки. Я могу читать без помощи словаря иероглифов (прибегая только к фонетическому словарю), могу вести средней сложности беседу. Случалось, должным образом подготовившись, дать интервью в живом радиоэфире или выступить с докладом. Но отдельные скромные успехи не слились в мощный рывок, который убедил бы всех, а не только меня, в достоинствах метода. Совершить такой рывок мне еще предстоит, пусть он будет уже и не так эффектен.

* Сегодня таким рывком можно считать два переведенных мною романа Харуки Мураками:  "Слушай песню ветра"  и  "Пинбол-1973".

С иероглифами разобрались. Теперь вы можете спросить, как все это время двигался мой английский. Он двигался, возможно даже резвее, чем когда бы то ни было. Никто не будет спорить, что лучше всего совершенствовать язык, общаясь с его носителями. Здесь у меня появилась такая возможность. Во-первых, я работаю в интернациональном университете, где народ отовсюду. Во-вторых, Япония сейчас переживает бум интереса к английскому, и сюда едет множество преподавателей из разных англоязычных стран. Они сбиваются в тусовки открытого типа, где можно успешно совершенствоваться в неформальной обстановке. Конечно, это не есть полное погружение, доступное тем, кто живет с англоязычной стране. Но зато здесь я могу вволю погружаться в японский.

По долгу службы много переводя с русского на английский, наибольшего прогресса я достиг именно в умении писать на этом языке. Случается слышать критику в адрес переводов, но то, что пишу я сам, обычно не содержит ошибок. А вот свободно читать я так и не научился из-за старого порока - зацикленности на полном понимании. Хотя с другой стороны, когда иной лихой читатель делится со мной опытом чтения детективов при понимании только половины слов, я начинаю думать, что мой порок - вовсе не порок, а просто другой тип художественного вкуса.

Так или иначе, мои старые беды с английскими словами оставались со мной (да и по сей день остаются). Было бы поэтому странно, если бы я не попробовал приложить к английскому свой мнемонический метод, так хорошо работающий в японском.


ПЕРВАЯ НОВЕЛЛА

Я еще находился в самом начале своего плавания по иероглифическому океану, когда меня посетила идея "хвоста" и "головы". Я тут же попытался ее опробовать. Взял хвост "ATE". Kомпьтера под рукой не было, и пришлось выковыривать нужные слова из памяти: date, gate, skate, hate, fate, late, plate, mate, state... Сюжет слепился, но был вял и бледен, видимо от нехватки опыта. Идея была оставлена до лучших времен.

Лучшие времена настали через полтора года. В Айдзу, в гости к моему другу Дужину приехал старший сын Федор. Ему хотелось попрограммировать, и я попросил его написать программу, группирующую английские слова в обратном порядке. Федор моментом ее написал, слазил в какой-то spellchecker на предмет английских слов и живо раскидал их так, как я просил. В получившемся списке было несколько сот слов, оканчивающихся на "ATE" (из-за обилия длинных производных глаголов типа transliterate или underestimate). Я выбрал другой хвост, "OTE". Выписал все слова, их оказалось 37. Сюжет составился легко и получился довольно живым - главным героем выступал дон Кихот (Quixote). Следующим был хвост "OLT". И здесь тоже мнемоника удалась - надо сказать, что я и сегодня отлично помню и сюжеты, и слова, хотя не повторял их уже три года.

Интересен вот какой момент. Я не записывал эти сюжеты, держал их в памяти - так же, как первое время не записывал сюжеты иероглифических цепочек. И свой метод соответственно трактовал только как сочинение сюжетов самим студентом для внутреннего пользования. Но первая же попытка литературного оформления сюжета изменила мою точку зрения. Это случилось, когда я решил и эту идею зафиксировать в статье, на сей раз по-русски. Статья требовала примера, и я впервые записал придуманный сюжет. Он был составлен для хвоста "AB" и назывался "Сквобы и скарабей". Безусловно, это был первый блин, который всегда бывает комом, но поначалу казался едва ли не шедевром. Первый раз я подумал, что могу творить мнемонические произведения не только для себя.

Тогда же родился термин "мнемоническая новелла". Почему "новелла"? Потому что красиво звучит и выглядит как термин. Немыслимо же сказать "мнемонический рассказ". Да и с чисто литературной точки зрения это будет вернее. Сошлюсь еще раз на почитаемого мною А.И.Солженицына, который все в том же "Теленке" пишет так:

"Мельче рассказа я бы выделял новеллу - легкую в построении, четкую в сюжете и мысли."

Кстати, английское слово "novella" скорее означает "повесть". Поэтому термин "мнемоническая новелла" я перевожу как "mnemonic story".


НОВЕЛЛЫ - НА СЕТЬ

Получив отпуск, я повез в Россию статью с первой новеллой. Давал ее читать знакомым и незнакомым, каждый раз с волнением ожидая отзыва. Отзывались по-разному, но чаще доброжелательно. Получил даже несколько дельных советов. По возвращении вернулся к иероглифам, но изредка для разнообразия сочинял новые новеллы. Их тоже рассылал интересующимся, снова возил в отпуск, собирал мнения. Через два года созрела еще одна статья, развивающая идею. К тому времени было написано семь новелл.

Учиться писать мнемонические новеллы не у кого, поэтому приходится самостоятельно овладевать этим ремеслом, учась на собственных ошибках. Три сотни иероглифических сюжетов за спиной - хороший трамплин, но новеллы пишутся для других, и поэтому сочинять их на порядок сложнее. Чисто техническое по своей сути кодирование английских слов не должно мешать эстетическому восприятию текста. И наоборот: всевозможные навороты, придающие тексту литературный лоск, должны быть в конечном счете подчинены задачам запоминания. Хорошо работают пародийные пассажи, аллюзии из классиков, иронично поданные расхожие штампы. Нельзя без юмора. В принципе невозможно без абсурда. Следует избегать лишних деталей, способных отвлечь внимание. Все это и многое другое составляет подобие некоего "ноу-хау".

Когда я стал уверен, что смогу заинтересовать достаточно большое количество людей своей идеей, пришла мысль о необходимости разместить мои новеллы на Интернете. Опять же, от мысли до ее воплощения прошло больше времени, чем я ожидал. Сетевая публикация - дело ответственное, и я готовился к ней серьезно. Первым делом взялся за словники всех семи новелл, написанных к тому времени. Первоначально они составлялись на основе отечественных англо-русских словарей и поэтому были далеко не оптимальны - некоторые слова вообще в них не попали, а значения других раскрывались с ненужной полнотой, в результате чего разбухал текст и снижалась эффективность. Я обзавелся хорошими толковыми словарями, изданными в Англии и Штатах, и провел ревизию всех словников. Как следствие, пришлось кардинально переработать тексты, но это пошло им только на пользу. А первую новеллу я вообще счел за благо написать заново, убрав из нее неуместных сквобов и заселив героями Конан-Дойля. Затем составил дополнительные словники, которых раньше не было. Осталось перевести все файлы в формат HTML и написать еще несколько текстовых документов, в том числе и этот.


ЧТО ДАЛЬШЕ?

Дальше буду писать новые новеллы и размещать их на сайте. Это не просто, поскольку основной упор идет сейчас на разработку Kanjichain и времени на сочинение новелл совсем не остается. А сие занятие требует времени, даже при нынешней моей сноровке и знании дела. Хорошо, если получится выдавать по новелле в месяц или чуть реже.

Сколько всего нужно написать новелл, чтобы покрыть всю английскую лексику? Я пытался определить эту цифру, но смог дать лишь приблизительную оценку - их число должно лежать в промежутке от 300 до 500. Я буду продвигаться по алфавиту, решая вопросы группирования по ходу дела. По мере продвижения можно будет уточнить и оценку. Возможны отклонения от алфавитного порядка - например, слова, оканчивающиеся на букву "e", скорее всего будут выделены в отдельную группу и обработаны позже других. Буква "c" тоже оставлена до лучших времен, из-за обилия в этой группе слов неанглийского происхождения. То же касается буквы "a".

Во что это выльется в конечном счете? Будет ли это книга, серия книг, CD-ROM или что-то еще? Пока не знаю и не загадываю. На сегодняшний день сетевой публикации хватит для того, чтобы достаточно широко заявить о существовании метода. Дальше будет видно. А для начала хотелось бы получить более-менее представительную обратную связь.

Есть еще одна задача, которую следует, наверное, считать первоочередной. Имеется в виду разработка дриллов - компьютерных программ для лучшего усвоения пройденной лексики. Во-первых, они позволят контролировать эффективность запоминания, а во-вторых, дадут возможность увидеть слова в натуральном контексте, т.е. в составе английских фраз. Без дриллов трудно будет поверить практикой достоинства метода. С точки зрения программирования это очень простая задача (решить ее можно с помощью все той же Delphi), но трудоемкая с точки зрения отбора материала. Надеюсь в ближайшем будущем выкроить время и для нее.

* Сегодня задача решена  -  см. здесь.

Колонна "хвостов", уходящая за горизонт, временами повергает меня в смятение, но я мечтаю о том моменте, когда разделаю последний. Как когда-то с иероглифами, я уже обречен продолжать - хотя бы из чистого азарта или эстетической потребности. Но, в конечном счете, все делается для людей. Не замахиваясь на революцию в изучении языков, я, безусловно, буду счастлив, если мой метод обретет сторонников. К нему еще не подведены коммерческие рельсы, и я могу позволить себе роскошь обойтись без того, что по-английски называется "self-credit", а по-русски - "вешать лапшу". Поэтому о своем личном опыте я рассказал здесь предельно честно, не лепя рекламных роликов - на его основе все равно пока нельзя строить широких обобщений. Какие-то выводы можно будет сделать только после примерки метода на других. Пока предложенная система не имеет хоть сколько-нибудь серьезной теоретической поддержки, виной чему мое полное невежество в вопросах психологии. Думаю все же восполнить и этот пробел: уже взялся за специальную литературу по проблемам человеческой памяти. Крайне необходима более глубокая проработка именно психологических аспектов.

Не сомневаюсь я лишь в одном - в том, что проблема правильно обозначена. Обходить вопрос запоминания больших массивов иностранной лексики становится все труднее. Информационное общество предъявляет новые требования к владению языком - никакие паллиативы вроде Basic English здесь уже не работают. Налицо социальный заказ на продвинутые методики именно в области запоминания слов. Насколько мне удается этот заказ прочувствовать и выполнить - судить вам.

В.Смоленский
сентябрь 1997 г.
Айдзу-Вакамацу